irater

Была на русско-французском разгуляе. Дело происходило поздней ночью, в толпе народу, собравшейся на батО (жилая баржа, пришвартованная к набережной Сены). Повод – приезд на каникулы Варерика из Лас Вегаса, ну и вообще. Клоуны, актеры с актрисами и профессиональные танцовщицы устроили пляски, услаждавшие взоры (у всех красиво затуманенные красным вином и нажористым томатным супчиком). А! Вначале все перекрестно целовались и говорили, что Аншантэ. Потом орали друг другу на ухо новости (ничего же не слышно в таком гаме). Потом зыркали по сторонам и выясняли про окружающих: «А это кто?» (Вон... вон там! Что это?! Там, в углу? Колышется, растёт, близится!?) Павел Лунгин, пойманый за пуговицу при выходе из туалета для выслушивания полагающейся ему порциии излияний, признался, что режиссировать начал в 40 лет. Потом все рассупонились по кучкам, пытались петь и наконец вскочили, - чтобы плясать. Хозяйка дома в красных чулочках казалась самой деликатной гостьей из всех гостей. Танц-пол мы раскачали до волн от бортов. Из трубы валил не дым, но пар. Какие там брызги шампанского... Это было как фейерверк с петардами.

За день до того видела Жюльет Бинош. Никакой спеси, просто дивной душевности человек.

А днем позже вращалась (в прямом смысле) в густой толпе на украинской вечеринке от спонсорских щедрот. Пел некий шансонье, как оказалось, русский. Май Михалыч подкрался, сел на табурет перед микрофоном и затмил его сердечными романсами. (Приклеенное мне имя Май Михайлычевна успешно прирастает в массах).
Тем временем Шанс Элизе обвешался иллюминацией, в Париже временами идет пушистый снег, который даже умудрился пролежать тут около недели под ярким солнцем.
Был мороз.

У них очень своеобразное выражение лица. По сравнению с толпой в Торонто, тут у людей намного острее взгляд, и намного расслабленнее рот. Глаз отмечает даже как будто специальную припухлость губ (особенно у мужчин).

Когда я спросила на улице одну прохожую, как пройти к театру (на французском), она остановилась, участливо взяла за меня руку, заглянула прямо в душу, будто обернув облаком заботы, и проникновеным бархатным голосом ответила: "Я очень сожалею, но ничем не могу вам помочь, потому что я не знаю".
Ободряюще погладила по плечу и ушла. Неземной аромат ее духов остался на моем пальто.

Боже мой, сказала я себе. Что это было?! Почему я никогда не встречала таких женщин на улицах Торонто?!